— Но вы ведь не француз? — наседал профессор-востоковед.
— Правильно говорите, не француз… Отец мой французское подданство получил через службу во Французском иностранном легионе… Пять лет во Вьетнаме воевал…
— А как его фамилия была?
— Деревянкин его фамилия была, — сказал Питер.
— Ага, я так и думал, — вы русский! Деревянкин — Дюбуа, и потом американец Дубойс…
— Все верно, профессор, все верно… Дюбуа — по-французски «деревянный»… А вот Дубойс….
— А вот Дубойс — в обратной омофонной кальке — дубовый, то есть круг-то замкнулся!
— Круг… Запад и Восток… И два ворона, облетев вокруг Земли, слетелись в одно…
— Ищите теперь вашего ворона, дорогой Деревянкин! Она ведь русская — а и вы тоже русский! Найдете ведь! Как там у русских? Рыбак рыбака? Или ворон ворона?
Санкт-Петербург, Россия
Май, 1996 год
Книжка радовала глаз.
На нее было приятно смотреть. Художники, специалисты по компьютерному дизайну хорошо потрудились. На славу поработали.
Черный глянец, покрывавший толстый картон обложки, притягивал к себе и возбуждал.
Да, несомненной коммерческой удачей стал этот фотомонтаж, тиражированный десятками тысяч раз. Он крикливо выглядывал теперь с книжных лотков, расклеенный по вагонам метро, призывал граждан России срочно покупать новый роман Ивана Ларина «Звон наших цепей», третью книгу сериала «Цена Вопроса», что посвящалась российской братве.
Да, постаралось любимое издательство «Омега-Пасс». Не поскупилось на рекламу!
А книжку было приятно держать в руках. И не только из-за красивой обложки, на которой художник соорудил этакую символическую композицию по мотивам тюремных татуировок на тему «Что нас губит». Тут были и игральные карты, и бутылки с вином, и прелести нежных красоток… Но главным предметом композиции был финский нож… Вот что по мнению художника в жизни братвы важнее всего. И важнее карт, и важнее женских грудок и попок… Нож и ствол. Вот что валит с ног вернее вина и женских глаз!
Книжку было приятно и полистать.
Особенно нравилось Ивану глядеть на оборот титула, где рядом с его фамилией, зафиксированной в так называемом копирайте, значился еще и тираж издания. Цифра грела Ивану душу. Сто пятьдесят тысяч экземпляров в первом заводе!
Это вам не Солженицын с Евтушенко, которые к своим юбилеям со всеми своими самыми-рассамыми книжками могли бы порадоваться нынче разве что пятитысячным тиражам…
Иван даже принялся напевать в задумчивости:
— Парсучок пид лавочкою бульбачку грызэть,
А у в хатэ моей полний порадочек идэть!
Иван улыбнулся своим мыслям. Полный порядочек идет в делах! Дела идут — контора пишет!
Именно, контора пишет, ведь Иван теперь не просто какой-нибудь там писатель — paperback writer, — а самый настоящий бригадир и менеджер авторского процесса! Под его началом нынче работают две умненькие девочки и один смышленый мальчик. Накануне Иван начитывает им по телефону краткое содержание сцен и глав своего романа, а уже поутру на адрес его электронной почты девочки с мальчиком присылают ему, бригадиру и организатору творческого процесса, результат своих ночных бдений.
Ванечке же остается только читать, да радоваться, да складывать потом из написанного ребятишками новую книжку сериала.
Каждому свое! Кто как устроился!
И прошли уже те времена, про которые пели сэр Пол вместе с безвременно почившим сэром Джоном:
I can make it longer
If you like the style
I can change it round
‘Cause I wanna be writer
Paperback writer…
Иван снова улыбнулся, припомнив у «Битлз» строчку про то, что роман… was based on a novel by a man named Lear…
Напишет он этой братве еще своего Лира! Обязательно напишет.
Вот закончит третью трилогию серии, получит в кассе «Омега-Пасс» очередной гонорар, а там и за Лира возьмется.
И ни одна бандитская рожа не догадается, откуда взят сюжет. И будут читать взахлеб, и будут слезы размазывать кулачищами по толстым мордам своим.
Бандитский пахан Король Ливер решит там уйти на покой, разделив семейный бизнес между дочерьми в той степени, в какой они его любят. Ну, дочки-бандерши, те, разумеется, начнут при дележе имущества — казино, отелей, залов игральных автоматов и прочего, — убеждать папашу, что любят его безмерно… А папаша-то уши и развесит. И отдаст все казино одной, все отели — другой, и все игральные залы — третьей… А четвертой дочке, которая не сумеет убедительно наврать про любовь, — той ничего не оставит. Но когда его, ослепшего от старости, три наделенные богатством дочери выгонят, отселят в дом престарелых, именно четвертая дочка и пригреет старика, став ему последней опорой и отрадой. И именно четвертая дочка потом перестреляет всех неблагодарных сестер своих, вернув пахану имущество…
А пока…
Парсучок пид лавочкою бульбачку грызэть,
А у в хатэ моей полний порадочек идэть!
Ивану самому стало так смешно от придуманного им хода с Королем Лиром, что он теперь же захотел позвонить Людочке и поделиться с нею забавной находкой…
Да, дела в хате шли хорошо. У него завелись деньги. У него появилась любовь…
Иван снова улыбнулся и едва удержался, чтоб не прыснуть совсем по-ребячьи.
Подумав о том, что он теперь при деньгах и при тиражах, Иван припомнил штуку, показавшуюся ему когда-то более чем забавной. Штука заключалась в веселом слогане, придуманном банкирами Батьки Махно, когда Гуляй-поле выпустило собственную валюту. По типу «In God We Trust» или «Пролетарии всех стран, соединяйтесь» махновские имиджмейкеры выразили свое понимание момента и напечатали на банкнотах следующее: «Жинка веселися, у Махна гроши завелися!» Вот и у Ивана завелися в хозяйстве гроши и любовь.