Искушение ворона - Страница 59

— Она незабываема. Это красота… Как бы вам сказать. Помните суд Париса, когда он выбирает из трех богинь прекраснейшую. Так вот, в ней есть что-то и от Афины-воительницы, и от Афродиты-богини любви, и от Геры-властительницы… И, знаете, дорогой мой друг, она ведь рыжая…

— Рыжая?

— Рыжая, как… лиса…

Питер Дубойс усмехнулся, чтобы скрыть усиливавшуюся нервозность.

— Да-да. Как лиса. Можете теперь открывать свою лисью охоту, обложить ее флажками…

— Нет, я, в таком случае, предпочитаю косу.

— Какую косу? — удивился Дел ох.

— Есть такая русская сказка про Петуха с косой на плече, который выгоняет Лису…

— Отлично знаю! Прекрасная сказка. Только обратите внимание, что ни Волк, ни Медведь справиться с ней не смогли. Будьте осторожны! Очень осторожны… Вы, наверное, ждете от меня каких-нибудь этих ваших… примет. Только в данном случае, Питер, вам ее приметы не понадобятся…

— Почему?

— Потому что я могу сказать вам ее имя. Это была совершенно официальная встреча. И журналист называл всех, кого фиксировала камера, захлебываясь от восторга, что его туда запустили на десять минут… Я запомнил ее имя, тем более что слышал его много раз, да и вы, Питер, слышали его неоднократно. Ее зовут…

Трезвый практик, аналитик Питер Дубойс не видел ничего такого, что могло вызвать непонятное волнение. Что тут волноваться? Он бы вычислил ее рано или поздно. Эта случайность просто все ускорила. Спасибо, конечно, старине Делоху, но… Но какая-то новая, незнакомая его составляющая, собственная тень от нового источника света, от зажженной кем-то таинственным новой свечи, почему-то дрожала. Откуда-то тянуло сквозняком. Пламя изгибалось, и его тень вздрагивала. Ему начинало казаться, что все происходившее с ним в последнее время, все его шаги каким-то образом связаны со всей его прошлой, настоящей и будущей жизнью. И даже не только его одного, но и старого князя Воронова, и со сказками из детства, с книгами, прочитанными в юности, и с обрывками фраз непонятно почему запавшими в душу, — с чередой случайностей и совпадений, неясных образов и ожиданий…

Кто ты? Рыжая Лиса. Лидийская царица Омфала. Английская львица… Кто ты?

Павел Розен — Клэр Безансон

Ред-Рок, Аризона

Июнь, 1996 год

— Наши разговоры в постели напоминают мне сцену из фильма «Бразилия». Помнишь, по орвелловскому роману «1984». Все жду, когда разверзнется потолок и через отверстие спустятся спецназовцы в черной униформе, чтобы нас арестовать… — сказал Павел, ловя себя на мысли, что вот уже месяц, как они вместе, а он все никак не устанет любоваться тем, как она, утомившись от ласк, курит свою тонкую сигаретку и пускает, балуясь, тонкие струйки дыма ему в лицо…

— Никто нас никогда не арестует, дурачок! Не будь параноиком. Покуда ты им нужен как специалист, ты будешь работать, — говорила Клэр со своей милой-премилой улыбкой, — и потом, куда тебя еще арестовывать, когда ты и так под арестом?

Павел соглашался с ее неоспоримыми доводами и, издав какие-то животные звуки, смешанно напоминающие рев марала и курлыкание журавля, начинал снова валить свою подругу на спину, подминая ее под себя и ловя ладошками ее груди, и скользя руками вниз, ища пальцами ответную во влажной жадности промежность…

А через четверть часа она снова курила тонкую коричневую сигаретку, а он все так же любовался ее лицом, светлыми завитками волос, спадающими на тонкую шею, темными сосками на молочно-белых незагорелых ее грудях с едва различимыми под тонкой кожей синими жилками…

— А ты уверена, что они не могут без меня обойтись? — задумчиво переспросил Павел.

— Ты представляешь, чего им стоило заполучить тебя сюда? — ответила Клэр вопросом на вопрос.

— Ну, хорошо, допустим, я один из редких минералогов, кто занимается импактитами, но ты-то орнитолог, ты чем занимаешься? — спросил Павел, оторвав взгляд от груди Клэр и поглядев ей в глаза.

— А я занимаюсь сезонной миграцией, — ответила она не мигая, пустив струйку дыма ему в глаза.

— А точнее?

— А точнее — аппаратом биологических систем ориентирования.

— Изучить, систематизировать, классифицировать, научиться управлять и, наконец, использовать…

— Ты это о чем? — спросила она.

— Я тебе назвал пять последовательных целей научного процесса, сформулированных академиком Ландау, — ответил Павел.

— То есть?

— То есть я бы хотел узнать, в какой стадии вы находитесь?

— В предпоследней… Учимся управлять…

— Тогда, я ставлю главный вопрос: зачем? Зачем это надо тем, кто нас сюда посадил? — сказал Павел без пафоса.

Клэр же вместо ответа выразительно показала ему глазами на потолок…

— Ты меня пугаешь? — спросил он.

— Предостерегаю, — ответила она.

— А знаешь, у Джозефа Хеллера в «Уловке двадцать два» есть замечательное место.

— Какое?

— А такое, где один солдат пишет с фронта своей возлюбленной: ты, дескать, сейчас постарайся подольше и побольше глядеть в пол и на землю…

— Почему? — наивно спросила Клэр.

— А потому, что когда я вернусь, ты будешь долго-долго глядеть в потолок, лежа подо мной! — зарычал Павел…

Павел написал шефу самую пространную из всех самых пространных докладных, когда-либо писанных им и в России и здесь, в Штатах. Аж на двадцати страницах. Не докладная записка, а целый доклад научному обществу!

Он про все написал.

И про необходимость комплексного подхода к решению проблемы искусственного получения импактитов, включающего не только продолжение опытов в автоклаве, но начало нового этапа экспериментов, завязанных на бомбардировке горных пород образцами, сбрасываемыми с космической орбиты… Усложнение эксперимента в этой части было в том, что к работе привлекалось Национальное Агентство по Аэронавтике — НАСА… Сбрасываемые с орбиты образцы сами по себе должны были представлять болванки из чистейшего железа, максимально приближенного к метеоритному… «Это элементарно, Ватсон, — говорил сам себе Павел, увлеченный тайной мыслью… — Убегу! Обязательно убегу, только надо их убедить, чтобы меня включили в экспедицию по поиску упавших искусственных метеоритов».