Она села в кресло и, оглядевшись, перевела дух. Теперь ее самопроизвольно образовавшийся вырез был прикрыт высокой спинкой.
Кто видел ее беду?
И снова ее взгляд встретился с его взглядом. Улыбаясь, Григорий подошел именно к ней.
— Вы разрешите пригласить вас на танец?
Она не на шутку рассердилась. Как? Он нарочно! Он хочет выставить ее на посмешище. Он ведь видел, как разошлась молния на спине.
— Я не хочу танцевать, — мрачно ответила Татьяна.
А он снова улыбался. И она не могла понять: это улыбка наглого самодовольного хама-шутника — или улыбка совсем иного свойства?
— Вы не поняли меня, Танечка…
Он назвал ее Танечкой…
— Вы не поняли меня, Танюша, я хочу быть вам полезным, потому что вы мне бесконечно симпатичны….
И тут он, словно фокусник, вынул из-за спины свернутую русскую шаль, и развернув ее, накинул Тане на плечи. «Спасена! — возликовала она. — Ах, какой он милый, все же!»
— Спасибо, Григорий, — только и вымолвила она.
— Я счастлив, если могу хоть чем-то пригодиться, хоть чем-то помочь…
Прикрыв разорванную застежку любезно поданной ей шалью, Таня поднялась из кресла и собралась было в дамскую комнату, но Гриша ее не отпускал.
— Давайте уж помогу до конца, — сказал он с доброй улыбкой.
Таня поняла теперь, что улыбка у Гриши была не самодовольной и не хамской. А совсем иного свойства!
— Давайте я помогу вам отремонтировать вашу поломку, а то иначе это будет помощь полупроводника…
— Полупроводника? — удивилась Таня, позволяя своему спасителю увлечь себя в какие-то коридоры, в какие-то двери…
— Именно полупроводника, — со смехом подтвердил Гриша, — потому как проводник провожает девушку до самого дома, а полупроводник, только до первой опасности, до первого встречного хулигана…
Они пришли на открытый паркинг.
— Вот сюда, Танечка, — Гриша указал на представительский «Кадиллак» и открыл заднюю дверцу.
Таня послушно вошла в полумрак просторного салона.
— Это ваша машина? — спросила она.
— Не совсем, но на сегодня вполне моя, — неопределенно ответил Гриша, — показывайте доктору свою спинку, не бойтесь, доктор вылечит…
Смеясь, Гриша рассказал Тане, что у него, как у хорошего солдата, всегда с собою есть иголка и нитка.
И пока он дотрагивался до ее спины… Пока он прикасался к ней своими тонкими пальцами… Пока он трогал ее… Она вдруг почувствовала необыкновенную радость и свободу.
Он… Он стал ее Тристаном. Он стал ее избавителем… И он прикасался к ней. К ее спине.
Тонкими частыми стежками схватывая разошедшуюся молнию.
— Вы из службы спасения? — шепотом спросила она…
— Почти, — ответил Гриша…
И тут она почувствовала, как он наклонился к ее спине губами.
Закончив стежки, чисто по-русски решил перекусить тонкие ниточки…
Он перекусил нитку, но не отвел губ, запечатлев на ее шее нежный, едва влажный поцелуй.
— Спасибо вам, — сказала Таня, — вы мой спаситель…
Когда они вернулись из гаража к гостям, вечеринка была в самом разгаре.
— Гриша, спой нам! — попросила одна из вчерашних ассистенток, та, что щелкала давеча своим «никоном», а теперь вместо фотоаппарата держала в руках бокал шампанского.
— Гриша, спой! — вторили ей гости.
— Спойте, Гриша! — попросила своего нового друга Татьяна.
— Ну, если только Таня мне подпоет, — сказал Гриша, беря в руки гитару.
— Точно-точно! — подхватил оказавшийся тут Эрон, — дуэтом, дуэтом, пожалуйста…
И когда Таня, слегка откашлявшись, попробовала голос, Эрон крикнул куда-то в глубь гостиной:
— Колин, Колин, подойди к нам сюда, ты хотел на это посмотреть…
И они спели.
Они спели «Яблоньку». Причем спели так, как будто репетировали вчера весь день. Гриша даже знал два куплета на цыганском, и спел их один своим мягким, словно черный бархат, баритоном.
Спели «Шумэн-шумэн» по-цыгански, Гриша прекрасно подтягивал вторым голосом, а когда он сыграл сложное, исполненное звучными пас сажами гитарное соло, Таня не удержалась и прошлась цыганочкой по вмиг освободившемуся проходу.
Все их обступили. Обступили и хлопали в такт Гришиным аккордам.
— Ай да Таня Розен, ай да молодец, — громче всех хлопал Колин Фитцсиммонс, — с такой актрисой разве мы не снимем приличный фильм? — обернувшись к какому-то важному мужчине громко, чтобы все слышали, спросил он…
Их первая ночь была прекрасна.
Но она все же поплакала.
Поплакала, прошептав сама себе: «Прости меня, прости меня, мой ослик! Прости меня, Пашка…»
А когда они завтракали с Гришей, завтракали в постели в его номере, Гриша вдруг предложил ей записаться на студии «Юнайтед Артистс».
— Давай запишем альбом цыганских романсов!
— С тобой — все что угодно, — сказала Таня и снова раскрыла ему свои объятия.
Морвен-хаус, Лондон, Великобритания
Март, 1996 год
Интересным образом на смерть лорда Морвена отреагировал журнал «Форбс». Американец Дэвид Лоусон, экстравагантный секретарь короля Иллюминатов, который достался Тане в наследство вместе со всем движимым и недвижимым, во время утреннего доклада сообщил, что «Форбс» включил ее, леди Морвен, в десятку самых богатых женщин Англии. Сразу на почетное шестое место, между госпожой Аль-Файед и принцессой Анной.
— Боюсь, это нескромно, — сказала Татьяна Лоусону.
— Увы, мадам, но это теперь неотъемлемая компонента вашего имиджа, — ответил Лоусон с легким поклоном головы, — таковы неизбежные издержки гласности в демократическом обществе, мадам…
Татьяна фыркнула и укорила Лоусона в том, что он говорит банальности… Но журнал взяла, и несколько раз внимательно просмотрела форбсовские чарты вдоль и поперек.