Искушение ворона - Страница 81

— Сыграем, — неожиданно для себя тихо отметила Татьяна.

Опять, как тогда в аэропорту, что-то мелькнуло в чудаковатом облике Делоха от Вадима Ахметовича и пропало.

— Но, уважаемый профессор, Фауст сгубил не только себя, а и Гретхен, свою возлюбленную.

— Не совсем так…

— Хорошо. Но как ему было спасти себя и своих близких, кого он невольно погубил?

И своих близких… Теперь Татьяна собиралась спасать Питера Дубойса, засунутого в психушку… Да разве его одного? Что-то непонятное происходило в жизни Павла. Газеты писали какие-то гадости про совращение несовершеннолетней, растрату казенных денег. Впрочем, относительно Павла у нее были догадки. Все фирмы, в которых работал ее бывший муж, входили в круг интересов Гейла Блитса. И кое-что о проектах последнего она слышала… А тут еще Ленька Рафалович? Друг Павла и Ника. Тоже в тюрьме. Подозревается в убийстве какого то Морфия или Опиума. Какой-то бред! И эта ее тезка, жена Павла… Им всем нужна была ее помощь. И она должна им помочь…

— В поэме есть важное место. Я думаю, Гете вложил здесь в уста небесных ангелов свою собственную мысль. Да ведь и сам великий поэт писал, что в этих стихах — ключ к спасению Фауста…

— Какие же это стихи, профессор? — Татьяна чуть не вскрикнула.

— Минуточку… Как же это я позабыл… Нет, не то…

— Ну же, профессор, вспомните! Мне это очень важно!

— А! Вот вам вольный перевод с немецкого: «Тех, кто не пощадит себя в вечном порыве, мы сможем спасти!» Вот, что поют ангелы. Вот почему звучит голос свыше над падшей Гретхен: «Спасена!» Вечная любовь тогда поспешит на помощь этому человеку!

— Тех, кто не пощадит себя в вечном порыве, мы сможем спасти… Так профессор?

Леди Морвен плеснула остатки виски из своего стакана в камин, и пламя ярко, зло и весело взвилось вверх.

Павел Розен — Клэр Безансон

Ред-Рок, Аризона

Июль, 1996 год

Уже более суток они с Клэр скакали на лошадках по красным камням Аризоны.

— Знаешь, я такая умная, — сказала Клэр, привалившись Павлу на живот своей кудрявой головкой, когда на ночном привале они грелись возле костра, — я такая умная, я только в последний момент сообразила, что контроль-браслеты не только у нас с тобой, но и на лошадях такие же датчики движения…

— И ты их отключила? — спросил Павел.

— Конечно, милый, иначе бы нас через час уже нагнал вертолет…

— А как рано нас хватятся? — спросил Павел,

— Мы уехали к пятницу вечером, так?

— Так…

— Система аварийного контроля не сработала, потому что нас никто не преследует, гак?

— Так…

— Значит, нас хватятся только в понедельник, когда мы оба не явимся на работу, — сказала Клэр.

— Значит, у нас двое суток…

— Да, у нас двое суток, — ответила Клэр и потянулась губами к его губам…

Они скакали по красному песчанику, поднимая облака красной пыли.

Павел натянул на рот шейный платок, на манер ковбоев в фильмах с Джоном Вэйном, Юлом Бриннером и молодым Ронни Рейганом…

Клэр была прекрасна на своей каурой.

Если б только у Павла было настроение любоваться ее прямой горделивой посадкой в седле!

Они скакали на северо-восток.

В противоположном направлении от ближайшего хайвэя.

Они специально не поскакали к федеральной дороге номер пятьдесят пять, понимая, что как только обнаружат их исчезновение, спущенные с поводков ищейки побегут к ближайшему шоссе и вышлют патрули к самым границам штата и даже за его пределы. Фокус и состоял в том, что они направили своих лошадей не к пятьдесят пятому хайвэю, а к городку Форт-Люси.

В Форт-Люси был маленький частный аэропорт.

А у Клэр было около тысячи долларов на личными, и за эти деньги можно было нанять пилота, чтоб долететь до Далласа… А там, по словам Клэр, у нее есть номерная банковская ячейка, содержимое которой поможет им окончательно затеряться и какое-то время жить без проблем.

— Я нахлебником у тебя не буду! — заявил Павел.

Клэр только улыбнулась.

— Тебе никто и не предлагает. Отработаешь до последнего цента…

Павел рассмеялся и заключил ее в объятия. Будущее предстало не таким уж безнадежным…

Но до Форт-Люси было двести миль. И они скакали по красному песчанику, поднимая облака красной пыли.

За вторые сутки они проскакали почти шестьдесят миль.

Вместе с сорока милями, что они проскакали в пятницу, это составило почти половину расстояния.

— Лошади очень устали, — сказала Клэр, озабоченно осматривая ноги своей каурой.

— Доскачем ли? — спросил Павел.

— Не знаю, может, придется еще идти пешком, — ответила Клэр.

— Мне не впервой, — сказал Павел, раскладывая спальный мешок.

— И мне, — сказала Клэр, прижимаясь грудью к его спине.

Черное, исполненное звезд небо, выглядело объемным. Не плоским, как проекция световых бликов на внутренней полусфере планетария, куда Пашу еще юным пионером водили на лекции по начальной астрономии, а, как стереоскопическая голограмма, вычурно глубоким. Черная бездна имела теперь не только ширину и высоту, но обладала и глубиной. Глубиной, от которой в непонятной, непостижимой физиологам идемоторике сжималось сердце. Как там великий Кенигсбергский девственник говорил? Звезды в небе и чувство долга? А фантасты романтических времен пионерского детства приписывали это непроизвольное замирание сердечной мышцы тоске по внеземной родине…

Черное звездное небо было наполнено глубиной. Павел, как ему теперь казалось, отчетливо различал не только разницу в яркости звезд, но как бы измерял глазом насколько ближе или дальше от земли были светящиеся точки… Нет, не точки, а скорее светящиеся мохнатые шарики…